В Доме с Плюшевыми Стенами жил розовый Дятел. Был он размером с доброго бройлера, крыльями пользовался редко, перемещаясь с помощью огромных когтистых лап, по антииронии Дарвина снабженных перепонками.
Главной обязанностью Дятла было избавлять жильцов Дома с Плюшевыми Стенами от Ненужных Мыслей.
Жильцов было много. И Мысли к ним приходили самые своеобразные.
Больше всего Дятел любил начинать утро с Той, Которая Потеряла. С утра он входил в ее плюшевую комнату, стараясь не шебуршать перепонками. Потерявшая спала, свернувшись калачиком на плюшевом татами, закатанном в подобие гнезда.
В голове у Потерявшей всегда было Пусто и Стерильно, чего не скажешь о комнате. В комнате нежился полумрак, а по полу, креслам и столикам были раскиданы Ненужные Мысли. На полу рядом с гнездом валялась Мысль о Заряженном Револьвере, похожая на большую черную пиявку. Люстру покрывала патина Мыслей о Том, что Было бы если бы Она Поступила По-Другому. Мысли-близнецы о Невозможности Жизни без Потерянного наматывались на шестеренки Башенных Часов, которые потеряли голос, когда в комнате поселилась Потерявшая. Рядом с раковиной, похожая на серебристые трусики, валялась Мысль о Том, что Может Быть Все Еще Будет Хорошо. И каждый раз Дятел собирался оставить ее на месте, но машинально склевывал вместе с остальными, ругал себя за это и обещал больше никогда этого не делать. Потерявшая безмятежно спала стерильным сном без мыслей, а Дятел переходил в следующую комнату к Хвастуну.
Здесь можно было шуршать лапами сколько влезет, все равно ничего не было слышно: Мысли Хвастуна с грохотом выпрыгивали на головы, разбегались по комнате и набрасывались на Дятла. – Лексус!, — рычала одна. Дживанши! — верещала другая. — Коттедж! — Рыжее боа! — Сейшелы! — Блестки! — Бисексуалы! — Кредитки! — Прощай, хрущоба! — Клубимся!
Дятел настолько шалел, что просто не успевал склевать все Мысли и убегал в затхлую комнатку к Той, у Которой Всегда Все Плохо.
Ее Мысли походили на расжеванные ириски, всегда одинаковые, всегда тягучие. Приходилось залезать к ней в голову и тащить эти бескрайние тянучки. Что раздражало Дятла больше всего — их никогда не удавалось вытянусь до конца и откуда они брались в таком количестве было непонятно. А Та, у Которой Всегда Все Плохо пыталась затянуть его в трясину из своих тягучих мыслей и приходилось спасаться бегством в следующую комнату к Ваятелю.
Ваятеля Дятел откровенно побаивался, потому что Мысли, едва вылетев из его Головы, немедленно застывали в гипсе (а иногда и в мраморе) и становились несъедобными. Череп у Ваятеля тоже был бронзовый, лысый и скользкий, безо всяких зазоров. В редкие разы, когда Дятлу все-таки удавалось его открыть, из головы Ваятеля высовывались неопознанные чудища, которые норовили Дятла тут же сожрать. А Ваятель принимал его за Ненужную Мысль и пытался запечатлеть в мраморе. Дятел метался по гипсовому ущелью и с трудом удирал к Тому, кто Всегда Одинок.
В комнате Одинокого было пусто, только посредине стояло высохшее дерево, заскорузлое и поникшее. Мысли Одинокого, всегда одинаковые и безвкусные разлетались по комнате подобно октябрьским листьям. Как ни странно, но Одинокий не был одинок: в дупле поселилось забавное существо – мохнатая восьминогая гусеница Крыбля с треугольными ушами , умеющая уютно урчать. Крыбля питалась компотом, который она намастырилась варить из мыслей Одинокого.
Всеми силами Крыбля старалась дать понять Одинокому, что она рядом: садилась перед ним на четыре задние лапки и гладила его четырьмя передними, урчала и щекотала его пушистым хвостом и даже добывала Волшебные Каштаны, чтобы порадовать Одинокого. Но Одинокий пестовал мысли об Одиночестве и ковырял в зубах коротким самурайским мечом. Дятел приветливо здоровался с Крыблей, клевал Мысли не попавшие в компот, и входил в следующую комнату к Герою-Затейнику.
Мысли Героя вертелись смерчем по комнате, и их не так то легко было поймать. Комната Героя-Затейника была завалена останками побежденных чудищ, непринятыми дарами, лоскутами яркой парчи, сломанными софитами, портретами соблазненных поклонниц, потускневшими медалями, неявленными шедеврами… Между всем этим метались Мысли о Несовершенных Подвигах, настолько юркие, что даже сам Герой не мог их поймать, и ему приходилось ставить на них капканы.
Однажды Дятел попался в Капкан, поставленный Героем–Затейником на Мысли о Подвигах. Орать Дятел не умел, и, даже обладая более чем экстравагантным оперением, в куче хлама Героя-Затейника был совершенно незаметен. Дятел начал истошно стучать по капкану клювом, так что все геройские мысли сбежались к нему. Пока Герой-Затейник вспоминал Пароль, Открывающий Капкан, Мысль о Заряженном Револьвере выскользнула из Клюва Дятла и уползла в комнату Одинокого. Там ее нашла Крыбля, которая, осознав, что как ни урчи и компот ни вари, Одинокий все равно будет пестовать Одиночество. И тогда Крыбля достала из дупла «Магнум» и выстрелила в свою голову с треугольными ушами, на минуту выведя Одинокого из оцепенения.
Ваятель был потрясен, когда из гипсового ущелья вышел человек с самурайским мечом, гусеницей с треугольными ушами и дымящимся револьвером.
— Теперь я наконец-то понял, ЧТО ТАКОЕ ОДИНОЧЕСТВО, — не размениваясь на преамбулу сказал человек. — Теперь рядом действительно НИКОГО.
Ваятель немедленно претворил в мрамор гусеницу с треугольными ушами, мечом и револьвером («Одинокий воин», зал пост-импрессионизма , Музей Изобразительных Искусств им. Пушкина на Волхонке).
Одинокий успел смыться в соседнюю дверь. Там его Затянула Мыслями Та, у Которой Всегда Все Плохо, так что Одинокий никогда больше не был Одинок. Впрочем, Счастлив тоже.
Утром Дятел, прихрамывая на закапканенную Героем-Затейником лапу, вошел в комнату к Той, Которая Потеряла. Мысль о Заряженном Револьвере сменилась Мыслью о Колесах Забвения. Находясь в расстроенных чувствах, Дятел совсем забыл о Мысли о Том, что Может Быть Все Еще Будет Хорошо, которая подобно серебристым трусикам свернулась под умывальником. И когда Дятел проковылял к Башенным Часам, Мысль о Том, что Может Быть Все Еще Будет Хорошо медленно заползла в стерильную Голову Потерявшей. Часы зашлись Боем, от испуга Дятел впервые воспользовался крыльями, взлетел и застыл в мраморе.
Я до сих пор смотрю на Часы и думаю, почему на них сидит птица с оперением такого идиотского цвета. Если бы в Доме с Плюшевыми Стенами не было перегородок, Розовый Дятел вообще не был бы нужен.
(c) Светлана Мурси-Гудёж (2006 г.), все права защищены